Не могу сказать, что когда-либо питала особенную любовь к спокойным и тихим местам, особенно, если в этих местах было в изобилии кустов, деревьев, холмиков и пригорков. В общем, всевозможных мест, идеально подходящих для того, что прятаться - за ними, в них или на них, это уже не имеет значение, когда на тебя совершенно внезапно нападают, норовя распороть от подбородка до паха. Мне не доводилось такого испытывать на себе, но что-то смутно подсказывало, что мне не понравится.
Хотя, к любому ровному пространству, будь-то степь, болото или пустыня, я тоже испытывала недоверие.пусть и меньшее. Ибо, как показывала практика, спрятаться можно где угодно и как угодно, если вдруг приспичит. Если очень постараться, то и я сама могла спрятаться практически везде, жизнь научила. Но этим умением я пользовалась крайне редко, потому что бояться мне в сущности было нечего. И представляя себе не вполне радужные картины собственного распростертого на пропитанной моей же кровью земле тела, я думала не о том, как это может случиться и не  том, как этого избежать. А о том, как здорово быть уверенной в том, что это не произойдет со мной в ближайшие года два-три, как минимум. Потому что в этих местах меня знал каждый второй, а все остальные хоть раз, да слышали о странной бродяге, которая не против поболтать, пока ты на нее не накидываешься с выпущенными когтями. Тогда рискуешь напороться на свои же когти. В общем-то, жить в постоянном страхе я давно разучилась и сейчас скорее из интереса прислушивалась, принюхивалась и ступала совершенно бесшумно, чтобы первой узнать, кто мог здесь спрятаться. Меня забавляло находить охотника первой и самой становиться этим самым охотником. Тот, кто плохо меня знал, а таковых большинство из всех, кто вообще меня знает, мог подумать, что для меня почти вся жизнь сводится к словам "забавно", "занятно" и равнодушному "бывало и хуже". Они ошибались. Но разубеждать я никого не спешила, к чему мне это? Занятно ведь, когда о тебе никто и ничего не знает, не так ли?
Запах незнакомой мне одиночке долетел до меня гораздо раньше, чем мой мог добраться до нее, а увидела я ее раньше, чем она меня. Действительно - сложновато было бы увидеть нежно-кремовую, почти палевую в легкую полоску кошку среди зарослей странного растения на тон темнее. А темно-серую, почти черную незнакомку мне лично было распрекрасно видно. Впрочем, разглядев ее и придя к выводу, что мы не знакомы, если только не слышали друг о друге, я отправилась дальше своей дорогой, не скрываясь, но ступая так же беззвучно, как и до этого. Незнакомая кошка была гораздо моложе меня, может, в два раза. Это имело мало значения, просто я это заметила. Для себя.
Никогда не надо недооценивать быстроту слухов и не надо смеяться над фразой "сорока на хвосте принесла". Потому что когда я пришла в эти места месяц назад, эти лесные сплетницы растрепали обо мне всему свету, так что даже самый шелудивый и почти глухой старик, живущий за старой свалкой знал от того рыжего кота, которому сказала его подруга, узнавшая от пожилой домашней кошки, которой по знакомству рассказал тот бурый воин-одиночка, узнавший в свою очередь от какой-то молодой кошки-знахарки и так далее, что скоро появится новый кадр, новая одиночка. Когда я пришла про меня знали почти все, включая малых котят, едва разлепивших глаза. Не могу сказать, что меня это обрадовало. С одной стороны, лестно, рассказывали про меня только лучшее. С другой стороны, я не особенно любила быть объектом всеобщего внимания, хотя это давало определенную выгоду и даже некоторые преимущества.
Я дошла до источника тихого мелодичного журчания, до узенького прозрачного ручейка, остановилась возле него и уставилась на свое отражение в бегущей воде. Ничего нового я не увидела, то же самое мне показывал пруд три дня назад. Самая обыкновенная кошачья морда, без шрамов и отметин, просто окраса странного. Ну и ладно. Я наклонилась к воде, сделала пару глотков и продолжила путь. Но недолго. Очередная остановка последовала на пригорке, на верхушке которого я аккуратно уселась, обвив лапы пушистым полосатым хвостом, взгляд направился куда-то вдаль, сквозь деревья. Я стала ждать, пока та самая незнакомая кошка додумается перестать за мной следить и подойдет, чтобы поговорить - или нападет, как ей заблагорассудится.

Незнакомка не заставила себя долго ждать. Она явно руководствовалась принципами, схожими с моими. Правда, заметила она меня позже, чем я ее, а будь на то моя воля - не заметила бы вообще. Но я не скрывалась, незачем. Я спокойно сидела на пригорке и смотрела, как эта нервная, раздраженная чем-то кошка пытается охладиться изнутри ледяной водой из ручья. От кошки так явственно пахло кровью, очевидно, чужой, что не оставалось никаких сомнений в причине ее раздраженности и резкости в движениях. Убийство, надо полагать, было не случайным, а специальным. И не первым на лапах этой кошки, потому что нервничала она не из-за страха, как это бывает с теми, кто впервые лишил кого-то жизни, а из-за того, что все надоело.
Будь я из тех, кто получает от убийства хоть какое-то моральное или еще какое-нибудь удовлетворение, я бы уже убила эту кошку, опрометчиво повернувшуюся ко мне спиной. Но какое мне дело до ее жизни? Мне было бы совершенно безразлично, если бы она сейчас упала передо мной замертво. Другое дело, если она меня чем-то заинтересует. И то я не сильно расстроюсь в случае ее "внезапной" кончины.
Поворачиваясь спиной к потенциальному противнику, я вся превращалась в слух, практически отключая зрение. И могла безошибочно отразить любой удар в спину даже из самой неудобной позы. А эта кошка вообще не заботилась о моем присутствии. Как я уже сказала, ей со мной редкостно повезло. Может, я, как и любой другой бродячий воин, преувеличиваю свои способности и недооцениваю незнакомую одиночку, но примерная суть - та же.
Совершенно незаметным движением меняю позу, теперь я выгляжу еще более спокойно и расслабленно, сижу ровно, выпрямившись во весь свой довольно-таки миниатюрный рост, недооценка которого многим стоила если не жизни, то уха и глаза как минимум, все так же плотно обернув мягким хвостом все четыре лапы. Издалека я бы напоминала каменное изваяние, потому что совершенно не шевелилась, только усы немного подрагивали, улавливая любые запахи и движения. Да уши пару раз прижались к голове и снова выпрямились.
- А ты не очень-то осторожно себя ведешь, - заметила я весьма спокойны и будничным тоном. Я всегда знала, что обладаю приятным, мелодичным и успокаивающим голосом, который не может раздражать. И пользовалась этим во всю. Сейчас моя речь звучала мягко, ненавязчиво. - Или слишком уверенна в себе, или слишком уверенна во мне.
Говоря это, я продолжала смотреть вдаль, на выбранную в чаще леса желтовато-бурую точку какого-то кустарника. Моя речь была направленна не на то, чтобы научить эту кошку жизни, не на то, чтобы сделать ей замечание. Скорее, для себя, чтобы сделать из ее поведения выводы. Кошка передо мной была слишком молода, чтобы обладать достаточным опытом. Так что она вела себя вдвойне опрометчиво.
- Однажды это может стоить тебе жизни, - закончила я свою мысль тем же будничным тоном, словно каждый день объясняла молодым воинам, что сидеть спиной к незнакомцу не надо, ибо незнакомцы бывают разные и не всегда бывают одни.
У меня, на самом деле, в мыслях не было читать морали всем подряд, но если незнакомка откликнется и попросит пояснить - я к ее услугам. Мне было не сложно объяснить свои слова. К тому же, я не была в числе невозмутимых и молчаливых одиночек, которые были одиночками во всех смыслах этого слова. Я была бродягой, которая не задерживалась в одном месте надолго и знакомилась со всеми, кто не нападал первым.

- Пожалуй, я слишком устала, чтобы думать о безопасности
Я оставила эти слова без ответа. Будь она чуть опытнее, не говорила бы этого. По себе могу сказать, что пока я была в сознании, первое что я делала - оглядывалась вокруг себя, нет ли кого. И если была на все двести процентов уверена, что никого - расслаблялась. Фраза "я слишком устала" для меня не существовала. Нет, не могу сказать, что я никогда не уставала, хотя последнее время предпочитала не изматывать себя до крайности долгими переходами, если в этом не было никакой нужды. Просто это казалось глупостью. Зачем гнать себя, если нет на то объективных причин? Зачем мучить себя, если от этого нет толку? Себя надо любить и беречь, хоть и держать в форме.
Я едва заметно улыбнулась, уголками губ. Как и всегда. Эта одиночка была самоуверенной и неопытной. Я не была сильно старше ее, может, в полтора раза. Но я, очевидно, была спокойнее и немного рассудительнее. И была склонна из каждой неприятности делать соответствующие выводы.
Незнакомка смыла водой ручья уже успевшую застыть на лапах кровь. И кто ее учил убивать так, что все лапы заляпаны кровью? Верх неуважения к себе и к жертве. В пылу боя можно себе такое позволить, но когда убиваешь ради убийства, а не ради сражения... Ну вот, ручей испачкала, едва не сорвались с моих губ полные скепсиса слова.
- Впрочем, ты рискуешь не меньше меня
Мечтай, мечтай, подумала я, но с ответом повременила, повернув голову так, чтобы лучше видеть незнакомку. Смерив ее немного насмешливым, немного изучающим взглядом, я снова отвернулась, в течение пары секунд снова нашла тот злосчастный куст, которые уже несколько минут сверлила взглядом и продолжила его сжигать.
- Я бы не сказала, - спокойно возразила я на последнее заявление свинцово-серой собеседницы. Мое положение и впрямь было на порядок выгоднее. Во-первых, я была выше, а это означало, что я доберусь до одиночки за один прыжок, а она до меня - за два. Во вторых, на пригорке не росло ни одного дерева, тогда как вокруг него не было ни одного свободного метра. В третьих, я изначально была готова к любому нападению и уже заранее просчитывала, на какие деревья можно взобраться, в какую сторону удобнее отпрыгнуть и куда, в крайнем случае можно будет сбежать. А так же, что можно использовать в свою пользу,кроме своего пригорка. - Мне как минимум есть, где развернуться, - криво улыбнулась я, намекая на то, что собеседница со всех четырех сторон окружена деревьями.
Я сильно сомневалась, что у нее хватит мозгов - точнее, не хватит - напасть на меня. Здесь и сейчас, в особенности. Я могла бы просчитать наперед каждый ее шаг, а моя собственная поза позволяла сделать совершенно любой выпад, маневр или прыжок в считанные мгновения. И пока что меня не волновало, что сделает эта кошка. Она вообще меня не напрягала и не волновала. Но мне было любопытно, что она ответит, если вообще скажет хоть что-нибудь.
Не знаю, как у меня так получалось и кто меня этому учил - я банально не помнила, учил ли меня этому вообще кто-нибудь, - но просчитывать несколько возможных путей развития битвы на два-три шага вперед я умела практически идеально. Это с лихвой компенсировало недостаток в весе и росте, хотя и то и другое не особенно влияло на силу. В общем-то, если задуматься, меня никто не побеждал, когда я дралась в полную силу. Никто, кроме брата. Правда, в заведомо проигранные сражения я и не ввязывалась. И была не настолько горда, чтобы пренебречь возможностью победить без боя или просто напросто удрать, что тоже не всегда позорно. Это лишь свидетельствовало о способности здраво оценивать собственные силы и не лезть туда, где придется в одиночку сражаться с тремя здоровенными котами. Силы очевидно не равны. А драться с этой незнакомкой было бы просто неинтересно.
Уж не знаю от кого точно, но мы с братом унаследовали от родителей искреннюю неприязнь к бессмысленному кровопролитию. Зато оба были любителями потрепать языками, наболтать кучу всякой ахинеи и навешать собеседнику на уши столько отборнейшей лапши, что он сгибался к земле под ее тяжестью. Пожалуй, пора развернуться лицом к одиночке, что я и сделала. Одно почти неуловимое движение - и вот я уже спокойно и свободно сижу напротив незнакомки, изучающе ее разглядывая. Я не спешила называть свое имя или спрашивать ее. Какой нам обеим толк от имен, что они нам расскажут? Не так уж много, я была в этом уверена. Но вид у кошки был довольно занятный, начиная от разреза глаз и заканчивая посадкой головы и тем, как она вообще себя держит. В ней ощущалось что-то величественное, не смотря на то, что она только что смывала кровь с лап в ледяной воде ручья. Интересная особа, за которой я обязательно буду в дальнейшем наблюдать, если жизнь не закинет нас в разные концы мира.

Ровный матово-серый, без блеска, идеально гладкий цвет, без полосок, пятен или еще каких-то отметин, он меня успокаивал. Наверное, здорово, когда шерсть такого цвета, потому что это самый холодный, спокойный и непроницаемый цвет, какой только можно придумать, если не считать агатово-черного и синего, цвета ночного январского неба. Моя собственная шерсть во многих местах была моим проклятием, потому что нежно-кремовый цвет в природе встречается крайне редко, спрятаться с такой шкуркой очень сложно. Иногда приходилось перебарывать природную чистоплотность и брезгливость, неделями не вычищать как следует  шерсть, чтобы она была не такой светлой и не такой заметной. Все-таки, грязно-палевый был куда ближе к цвету сухой земли и песка, чем мой нормальный цвет. В дополнение ко всему, я не знала ни одной другой кошки с такими же тигровыми полосками, как у меня, чтобы они были ненамного темнее на теле и совсем черными на хвосте. Меня мог узнать кто угодно по описанию окраса. Если серополосатых кошек было поезд, телега и вагончик, то я такая была, не удивлюсь, если одна единственная. Хотя, с какой-то стороны, мне это даже льстило. Пока не приходилось прятаться среди совершенно зеленых листьев.
Я прищурилась и склонила голову набок, следя за движениями собеседницы. Помнится, старший брат учил меня замечать все и сразу, любые мелочи, которые могут казаться совершенно ненужными. Я смеялась, не вполне понимая, на кой ляд мне сдался цвет глаз того, кого я убью через десять минут. Потом, правда, поняла. И пожалела, что не слушала брата, когда он был рядом, потом ведь было уже поздно. Но не  этом суть. Я извлекла урок. Таким я была существом, что даже прописные истины предпочитала проверить на собственной шкуре, чтобы наверняка уж убедиться, лично для себя. И поэтому предпочитала ошибаться, зная, что может последовать и лишь подтверждая догадки, чем ошибаться, будучи уверенной в своей правоте или вообще избегать любых ошибок.
Серая одиночка выглядела очень уставшей и не скрывала этого. Держалась холодно и равнодушно, хотя равнодушие это казалось мне слишком наигранным, чтобы отражать истинное отношение к ситуации.
- Я в любом случае не стала бы с тобой драться.
Я очаровательно улыбнулась этой кошке, скрывая за этой милой маской глубочайшее желание расхохотаться. Минутная слабость, обычно я могла контролировать себя и ограничиваться усмешкой. И сейчас смогла. Но мне хотелось смеяться, в голос, громко, не скрываясь. Потому что одиночка говорила так, словно она была в выигрыше и нежеланием сражаться делала мне невероятное одолжение. Тем не менее, я нашла в себе силы ответить, при чем ответить довольно спокойно и рассудительно.
- Очень мудрое решение, надо заметить, - произнесла я таким оном, каким обычно подтверждают что-то в той или иной мере очевидное. Я не стремилась задеть или обидеть собеседницу, но изменять привычкам я тоже не собиралась, поэтому язвительность из голоса никуда не девалась. Кошка меня уже не интересовала, а откровенно забавляла своим показным равнодушием и манерой говорить, безусловно, величественной, но совершенно сейчас неуместной. Не могу отрицать, что сама порой вела себя так же - в ее возрасте. Хотя, если прикинуть, сколько ей лун? Едва ли двадцать, наверняка меньше. Я старше ее почти в два раза. И я сильнее. И опытнее. Но давай забудем об этом, подсказал внутренний голос. Так ведь не интересно совсем, не так ли? Я не смогла не согласиться сама с собой. Представим, что мы на равных. Какая разница между этой кошкой и мной, кроме цвета глаз и шерсти? Она выглядит сильнее, я выгляжу увереннее. Она устала, я нет. Я видела кровь на ее лапах, кровь того, кто наверняка не заслужил смерти. Какое-то время я шла по самое горло в этой крови, но разница лишь в том, что по мне этого не видно. А по ней видно. И я видела, как она смывает кровь с лап - грязная работа, неблагодарная и совершенно неприятная.
Заслуживает смерти. Или нет, не заслуживает. Глупая фраза, как смерть можно заслужить? Ведь все зависит от твоего личного к ней отношения. Ее можно дождаться, можно нарваться на неприятности, которые повлекут ее за собой, можно столкнуться с ней нос к носу. А можно и заслужить, но это уже совсем другая история. А кошка передом мной... Не обрекала на смерть, нет. Она несла ее - вдыхала ее запах, пропитывалась ею. И вряд ли получала от этого сильное удовольствие, иначе у меня уже были бы проблемы - или у нее.

Кошка в ответ на мою улыбку устало усмехнулась и, кажется, была с переменной успеваемостью, то здесь, в лесу, напротив меня, то где-то далеко, глубоко в себе и своих воспоминаниях, возвращалась куда-то далеко назад. Хотя, какое там далеко, ей всего-то лун двадцать, не больше...
Я вспомнила себя в двадцать лун. Слабее, чем сейчас, и телом и духом, подавленная горем после очередной разлуки с братом, на этот раз - очень надолго, может навсегда. С того момента я видела его исключительно во снах, и то, все реже и реже он меня навещал по ночам. Ну или по дням, зависело от того, когда я ложилась спать. Хотя, приятнее, конечно,спать под звездами, а не под палящим солнцем. Но и это тоже много от чего зависит и может меняться вместе с местностью.
О чем бишь я?.. Ах да, мои полтора года жизни... Я тогда была слабее, добрее, веселее и, пожалуй, наивнее. Гораздо наивнее и доверчивее. А потом поняла, что надо как-то выживать и поумнела, если можно так выразиться. Это выражалось в том, что в моем хрупком на вид теле стало на килограмм больше мышц, на тонну больше сарказма, язвительности и злой иронии в купе с прекрасным чувством юмора от рождения, исчезли двадцать килограмм доброты ко всему миру и напрочь улетучилось желание любить всех и вся и творить добро на потеху окружающим, свято веря в мир во всем мире. В общем, уход брата убил во мне пронизанное пацифизмом существо. Почти два года - лучше поздно, чем никогда, не так ли?
По жизни у меня не было друзей, только потому, что я не доверяла даже самой себе после ряда случаев, когда мной попользовались и вышвырнули, как ненужную тряпку или надоевшую игрушку. Жестко и без надежды на возвращение. А потом я поняла, что главный друг мне - я сама. А еще чуть позже я поняла, что главный враг - тоже я. Потому что при всей моей к себе любви, во мне всегда было слишком много качеств, мешавших мне жить так, как мне нравилось и хотелось. Но это уже потом, сначала они просто мешали мне выживать и приспосабливаться к обитанию в этой злом и не всегда приветливом мире. Какие качества? Например, честность, открытость, сочувствие и жалость. От последних пришлось почти полностью избавиться, первое оставили интереса ради, решив, что будет забавно прослыть кошкой, не говорящей ни слова правды, а потом на радость себе начать болтать только чистейшую прозрачнейшую правду, а все ведь думают, что ты врешь... Это было несказанно удобно. Но, в любом случае, то, чем я сейчас была - целиком и полностью моя личная заслуга, а не мамы, папы, брата, другого брата, кого-то еще.
- А, по-моему, бессмысленное. Все рано или поздно умрут. Лучше уж в драке.
Странная у нее логика, но нельзя не согласиться. Хотя, конечно, у меня было свое мнение о смерти и о том, как лучше бы закончить свою жизнь и кем ее закончить, но оно немного отличалось от тупой как пробка прагматичности моей собеседницы. Если все равно умрем - она не будет против, чтобы я ее сейчас убила, так, что ли? Сомневаюсь.
- Важнее, кем ты умрешь и что о тебе будут говорить и помнить после твоей смерти, - задумчиво протянула я, прищурив глаза и оставив только две узкие щелочки жидкого янтаря. - Хотя, как ты умрешь, тоже, разумеется важно.
Я не хотела вдаваться в философию на эту тему. Вообще я не против поразглагольствовать, но не на эту тему, она была уже избитой, изъезженной и до неприличия скучной. Меня не интересовала совершенно. А насчет памяти, на мой взгляд, из чистого себялюбия, можно оставить в живых под конец жизни только тех, кто будет помнить о тебе хорошее. А остальным дать шанс пасть смертью храбрых. О них тоже вспомнят только лучшее. Взаимная выгода без предварительного договора о сотрудничестве, по молчаливому согласию - что может быть прекраснее? Все довольны, все в выигрыше, даже те, кто этого не узнает. Им тоже неплохо, в конечном счете.
Свинцово-серая, напоминавшая цветом своей шерсти предгрозовую тучу, одиночка улыбалась странной улыбкой, немного усталой, но уверенной и совершенно неуместной, можно сказать, автоматической. Просто она, похоже, привыкла улыбаться, сказав что-нибудь, не придавая этой смой улыбке особенного значения.

ОФФ.: Я тебе покажу - староватая! Три с половиной года, в самом расцвете сил, молода и бодра!))
- Хе. Разговоры глупых обывателей – ничто. А профессионалы… А профессионалов практически не осталось.
Я с любопытством взглянула на собеседницу, не вполне понимая, что именно она имеет в виду и о чем говорит, произнося слово "профессионалы". Но пока что я молчала и не задавала ей вопросов. Пока что я вообще не задала ни одного вопроса, предпочитая все предположения строить в виде утверждений. Насколько показывал мой не особенно богатый в этой области опыт, с точки зрения самой банальной психологии, когда не спрашиваешь, а утверждаешь, хоть и не зная наверняка, верно ли твое утверждение, убеждаешь в своей правоте не только себя, но и собеседника. Это идет на подсознательном уровне, ни ты, ни твой собеседник - вы не отдаете себе в этом отчета. Но действует. Как если ты говоришь "не мог бы ты что-то для меня сделать...", тебе вполне могут ответить, что "нет, не мог бы". А на фразу "сделай для меня то-то и то-то" и некоторые более вежливые ее вариации как-то и ответить толком нечего, кроме "да, конечно, без проблем", даже если проблем целый вагон и маленькая тележка. В общем, все сводилось к тому, что я не любила задавать вопросы, если мне надо было что-то узнать. Вопросами я донимала тех, над кем хотела просто поиздеваться. Или от нечего делать, когда просто хотелось задавать вопросы.
- Только это и важно. В этом чертовом мире ценят только хорошо поставленные представления. А смерть – самое зрелищное из них.
Наверное, одиночка что-то думала, а вслух произносила только часть, явно не заботясь о том, чтобы я понимала ход ее мыслей. Но, очевидно, идея бесславной смерти ее не прельщала. И ей хотелось, чтобы ее помнили. Но ее идеи не вполне совпадали с моими и я не могла этого не отметить. Нет, я не сомневалась, что она меня понимает. И не хотела переубеждать ее. Но сочла нужным ответить именно на эту фразу.
- Ммм, не думаю, что единственное, что ты хочешь, чтобы о тебе помнили - битва с врагом - или другом - который тебя в конечном счете убьет, - я криво усмехнулась, обнажив кончики клыков. - На мой взгляд, гораздо приятнее сознавать, что о тебе будут помнить что-то, что ты сделала в течение жизни. Потому что последняя в твоей жизни битва вполне может отложиться в памяти только у твоего убийцы, да и то ненадолго.
Я снова немого прищурилась и лукаво подмигнула кошке. Я совершенно ни о чем не думала в этот момент, кроме того, как бы хотелось здесь остаться пожить, в этом самом лесу. Правда, эта кошка по соседству вскоре начнет меня нервировать. Лучше уйти отсюда сразу и надеяться, что мы еще когда-нибудь пересечемся, чем оставаться здесь, зная, что по соседству живет кошка, единственная мечта которой - умереть от лап кого-то равного по силе и оставить после себя как можно больше трупов на этой грешной земле. Было бы по меньшей мере неприятно, надо думать.
- И уж лучше сдохнуть от лап равного, чем под колесами автомобиля или отравившись какой-нибудь дрянью.
Я молча кивнула, продолжая едва заметно улыбаться уголками губ, скорее просто обозначая улыбку, сам факт ее наличия. Я не могла не согласиться со своей собеседницей цвета грозового облака, я очень ее понимала в этом рвении. Сама я редко задумывалась о том, когда и как хочу умереть, но знала одно наверняка - я не доживу до того момента, когда не смогу сама о себе позаботиться. Ни за что на свете я не стану старухой, которая не может сама добыть себе еду, защитить себя от практически любой опасности и, черт возьми, прожевать мясо любой жесткости. Я, в принципе, смутно осознавала, что погибну в бою, потому что на них я нарывалась совершенно мастерски, так что не жаловалась. Наверное, смерть меня найдет, когда я не рассчитаю силы и сойдусь с противником, который значительно сильнее, опытнее и хитрее. Только тогда. Или... Нет, не будем вдаваться в подробности и детали, потому как нюансов масса, все я перечислить сейчас не смогу, даже если вдруг воспылаю желанием это сделать. Толку-то? Все равно все окажется не так, как я сейчас представляю себе. Все окажется с большим количеством крови, сломанных ребер, воплей и с гораздо меньшим пафосом и героизмом. И, разумеется, никто не будет картинно кружить по идеально-ровной и круглой поляне, выжидая, будет просто сплошной клубок шерсти, рвущий и кусающий все подряд. Потому что красиво бывает только в сказках и историях.
Мой пригорок перестал меня радовать. Я спрыгнула с него, оказавшись нос к носу с серой собеседницей. Со стороны выглядело так, словно я в одно мгновение подобрала задние лапы и оттолкнулась, а в следующее уже совершенно спокойно сидела прямо перед одиночкой, аккуратно обернув лапы хвостом и немного пригнувшись к земле, согнув передние лапы в "локтях". Теперь я смотрела на нее снизу вверх, а не она на меня. Заискивающе и с любопытством.

- Зря не думаешь. Только этого я и хочу.
Господа, это становится невероятно интересным и захватывающим. Лучше историй бабушки Лорка и Ринды, которые донимали меня целый месяц, пока какой-то человек заштопывал мою несчастную тушку, почему-то очень пострадавшую в зубах ротвейлера. И как я тогда жива-то вообще осталась?.. Но об этом в другой раз, пожалуй. Лорк и Ринда, которых хозяева называли не их родными именами бродяг, а Пушистиком и Снежинкой, хотя Лорк был вполне себе гладкошерстным, а Ринда пепельно-серой в мелкую белую крапинку, казавшуюся серебристой, и совсем не напоминала снежинку... Так вот, Лорк и Ринда жили в соседнем доме от того, в котором я полтора месяца провалялась едва живая, а потом еще два месяца силы восстанавливала. У них была бабушка, которая, на самом деле, не была им даже дальней родственницей, но когда они попали к ней в дом, она ухаживала за ними как мать, но в силу возраста стала только бабушкой. Она была не против. Бабушку этих чудаков, которые каждый день последнего месяца моей жизни в домашних условиях тащили меня гулять и в гости, все вокруг, включая людей и собак, звали исключительно Паутиной или иногда Паутинкой. Не знаю, давно ли к ней прицепилось это название, но она была пушистой, очень хрупкой и казалась совершенно прозрачной из-за особенного-серебристого цвета шерсти, который я больше нигде никогда не встречала. Впервые увидев ее, я решила, что имя ей очень даже подходит, хоть оно и странновато. Да и кошка сама была странной. Самое частое занятие после сна на залитом солнечным светом широком подоконнике, за которым ее можно было застать - рассказывание историй. Она рассказывала о жизни удивительных котов и кошек, сильных и смелых, иногда безрассудных, иногда слишком отважных, чтобы казаться реальными... Она рассказывала так, что дух захватывало и нам всегда казалось, что она все это видела собственными глазами. Я помню до сих пор все эти истории наизусть, одни добрые, другие злые, третьи просто нереальные и скорее волшебные, самые разные, на самые разные темы. И я точно знала, что когда пути Лорка и Ринды однажды разойдутся - а я знала, они уйдут, чтобы стать такими же бродягами, как я сейчас, - они большинству встречных расскажут эти истории. И эти коты, о которых нам рассказывала Паутинка, будут жить в памяти многих. Потому что они делали то, на что другие не решались и не отваживались. Они были не такими, как еще десять тысяч котов и кошек, живших в одно время с ними. И их будут помнить, легенды о них будут идти из поколения в поколения, я уже не раз за время своих странствий слышала эти истории от других котов и кошек, бродяг и одиночек, странников и воинов. А пару раз даже слышала о неприметном сером в черную полоску коте и шедшей следом за ним серой кошке в странную белую крапинку.
Кажется, вспоминая, я пропустила мимо своих больших ушей какие-то слова собеседницы, имени которой так не узнала. Если она стремится к тому, чтобы ее помнили, ей следует сменить род деятельности и представиться, иначе для меня она навсегда останется странноватой свинцово-серой кошкой, довольно симпатичной, но слишком глупой, чтобы о ней долго рассказывать.
- А если воин сильный – значит, занять место в его памяти дорого стоит.
Если бы я жила по такой логике... А, впрочем, какая разница? Еще ни разу не слышала о воине, который распространялся бы о том, кого он убил. Особенно, если воин сильный. Лично мне было большей частью наплевать на своих жертв. Если они  первыми ввязывались в поединок - со мной или еще кем-то, это не так важно, - значит не дорожили жизнью. А раз они ей не дорожили, зачем о ней помнить? Они ведь до последнего вздоха грезили смертью врага, а не своей жизнью, это было видно в застланных кровавой пеленой глазах, в оскале, слышно в утробном глухом рычании. Они не заслуживали уважения, потому что не уважали ничью жизнь. Я убивала, в основном в обороне или тех, кто мне крупно насолил. Убивала мастерски и непринужденно, потому что была уверенна, что так надо. И так и надо было, в общем-то. Но я каждый раз осознавала, что отняла жизнь у существа, которому ее не давала. Эти мысли не останавливали меня, но заставляли лишний раз задуматься, стоит ли соглашаться на предложения, из серии "даруем свободный проход по нашим землям и даже поможем, если убьешь того-то". Это противоречило всем моим моральным принципам. Я убивала только ради себя, только если считала, что мне навредили и должны расплатиться - жизнью. А тут никакой свободы решений, никаких принципов, никакой морали, никакого уважения к себе и своим способностям. Тебе ведь не дадут разобраться, кто прав, кто виноват. Надо прикончить. А если не его, а заказчика? Да ну к черту такую работу.
– Наверное, бред говорю.
Я улыбнулась, на этот раз не резко и ядовито, а мягко, понимающе. И кивнула.
- Есть такое, - промурлыкала я, глядя на одиночку в упор.
Ее точка зрения была как-то слишком однобокой, она так долго не протянет. Я умела мыслить в несколько сторон одновременно и прикидывала на одну ситуацию несколько вариантов, а у каждого сражения я видела на шаг-два вперед сразу несколько ходов и течений. Это было выработано месяцами практики и благодаря этому я была еще жива. А прожить я планировала столько, сколько самой захочется. И пока что в мои планы не входило умирать, я еще слишком много мест не повидала, чтобы так просто уйти из этого мира, напоровшись на когти очередного твердолобого убийцы, не знающего даже слова "принцип".

- Ты думаешь, что я дура. Что ж, может, и дура. Главное, что живая. Остальное – к чертям!
Дура? Нет-нет-нет, что же так сразу резко и грубо? Я не такая, я не делаю ни о ком поспешных выводов, хотя многое подмечаю с первого взгляда. Она может немного глупо себя ведет - с моей точки зрения. Но не дура, ни в ком случае. Она расчетлива, эгоистична, горда и свободолюбива. Может, иногда не владеет ситуаций, может, не всегда придает значение деталям, которые потом могут ей пригодиться. Но не дура ведь, это слишком громкое слово. Да и слух режет. Не то.
- Нет, что ты, - мягко возразила я, - до дуры тебе еще расти и расти. В этом нужно много практики и навыков, которыми ты пока еще не владеешь. Но, если задаться целью, - недвузначно протянула я, намекая, что шанс есть, если ей вдруг захочется.
Я встала на лапы, потянулась, взъерошив когтями землю. Сидение в одной позе в течение долго времени утомляло меня, к тому же, это было довольно скучным занятием, не смотря на разговор с этой кошкой.
Наверное, все, что я о ней думала и думаю верно лишь на половину. Как и ее мысли обо мне. Мы обе прекрасно владеем собой и в принципе вполне способны заставить друг друга думать именно то, что мы хотим чтобы о нас думали. Если постараемся. Я искренне изображала существо, не знающее вкуса чужой крови. Тогда как это был едва ли не самый родной в моей жизни вкус. Дорогу через морские берега мы с братом, изгнанники, прокладывали себе когтями и зубами, мы буквально шли по трупам, упиваясь кровью тех, кто нас ненавидел и откровенно издеваясь над ними, ради забавы нападая на патрули и оставляя в живых одного, чтобы было кому рассказать о том, на что способны мы вместе. Нитрель был жесток, нон нежно любил меня. А я считала его лучшим на всем свете. И до сих пор так считаю, хотя за многое могла бы осуждать. Если бы не он, я бы не ушла с побережий живой, не стояла бы сейчас здесь и не вспоминала бы его с благодарностью за все, что он делал для меня. Он был жесток по отношению к миру, но он был старше меня и считал своим долгом защищать. Я была тем объектом, который так нужен котам его типа, на котором можно вымещать всю нежность и любовь, какая есть в жестком сердце. Мне было с ним хорошо, он заботился обо мне, защищал меня и объяснял, что однажды его не будет рядом. А потом тренировал меня, учил, так что большинством своих знаний я обязана именно ему и никому больше.
- Твою бы энергию да в нужное русло, - протянула я, нарезая круги вокруг собеседницы на расстоянии собственного хвоста. Я не думала, что кошка поймет, что я имею в виду, но она вполне могла бы спросить, о чем я говорю. А говорила я о том, что в теле под свинцово-серой шерстью такая масса энергии, что она могла бы стать кем угодно и сделать все, что угодно. Она сильна, она совсем молода, у ее огромные возможности. А она выбрала для себя убийства по чужой воле. Ей ткнули в кого-то, повесив на него табличку "убить", а она, как цепной пес, послушно побежала и убила. Правда, потом она вряд ли еще раз увидит того, кто приказал убить. Она на время станет цепной собакой для кого-то другого, это уже зависит от того, что ей пообещают за труды.
Помнится, мы с Нитрелем тоже так несколько раз делали, но цену назначали сами, говоря, что раз можем это сделать, не будем это делать бесплатно. Зачем тратиться, когда мы можем извлечь выгоду для себя любимых? Мы таким образом обеспечивали себе свободный проход. Одно убийство с минимальными потерями для нас лучше, чем несколько стычек с отрядами патрульных, крепких котов и кошек, воинов, которые берут не мозгами, а силой и количеством. Против них мы мало что могли сделать. Иногда нам везло, но кто знает, когда удача отвернется от нас и чем это для нс кончится?
О, эта кошка могла бы быть великой, известной, знаменитой, ее имя навевало бы не дешевый страх, а ужас, исходящий из глубины души - и глубочайшее уважение. А сейчас у нее этого не было. Не сомневаюсь, что ее честолюбие рано или поздно возьмет верх. Мастерство убийцы - как и мастерство вора - это искусство. Но ему не суждено быть оправданным. За убийства осуждают, а убийцы вынуждены жить от заказа к заказу, от одной распоротой глотки к другой. Это жизнь? По-моему, существование. Глупое, бестолковое и бессмысленное, пусть оно даже приноси ей самой удовольствие.
Мне почему-то захотелось узнать ее имя, только сейчас за все время с начала разговора я задумалась, как же ее зовут на самом деле? Наверняка у нее множество имен. Из всех известных мне бродяг и одиночек, каждый был обладателем по меньшей мере двух имен. И узнавали их в разных местах под разными именами. Я была самой неосторожной и наглой из них из всех - у меня было только мое имя, я им гордилась, будь я хоть трижды изгнанница и отступница. Назовет ли она мне свое имя? и если да, то какое? Настоящее или одно из вымышленных?

Моя собеседница подозрительно часто вздыхала. Нервничает? Надо будет ей сообщить на досуге, что нервы надо беречь, потом хуже будет. Я закончила кружить возле собеседницы, насчитав с десяток кругов и запомнив, кажется, даже расположение тех шрамов, какие были видны, а не скрыты довольно густой шерстью необыкновенного серого цвета. Если смотреть от того вяза, то свет падает под таким углом, что кошка кажется не серой, а темно-серебристой с глубоким голубым отливом.
- Инн. Меня зовут Инн.
Эти слова прозвучали словно бы в ответ на мои же собственные мысли, я ведь только что рассуждала о том, что неплохо было бы знать ее имя. Я криво улыбнулась и снова села на расстоянии своего хвоста от Инн. Имя ей подходило. Короткое, звучное, запоминающееся, как раз то, что нужно для ее образа жизни. Да и к внешности ее подходило. Мне мерещилось при этом туманное утро, не холодное, но пасмурное и немного дождливое. Или густые сумерки, поздний вечер, когда в лесах обычно замолкают птицы и тишину нарушают лишь изредка стрекочущие цикады да неосторожный ночной охотник, наступивший на шуршащие листья или переломивший сухую веточку.
- Ристария, - произнесла я в ответ, назвав свое имя с коротким кивком головой. - Рада знакомству.
Ни капли лукавства, ни капли лжи. Я действительно рада, если это слово может описать мои эмоции по поводу этого знакомства и по поводу этой кошки вообще. Она была взрослой и сильной - телом, но не душой. Хотя, насчет силы я может и загнула, но взрослой ее никак не назовешь. Слишком шаткие представления о мире и жизни, не смотря на то, что она вполне уверенно заявляет о своих целях. А на самом-то деле что?
- В нужное? Здесь нет ничего нужного. Никто и никому не нужен. Самая выгодная профессия – убийство. Коты хотят убивать котов. Все друг друга убивают… И больше ничего нет, совсем ни-че-го!
О, как она ошибалась, говоря о выгоде убийства! Неужели она настолько не понимает, в чем суть существования? Я не претендую на то, что я сама понимаю это, нет, ни в коем случае. Но в моем случае я имею чуть более четкие представления о том, что можно делать в этом мире и ради чего жить. А у Инн нет ни цели, ни смысла. Потому что убивать - работа, развлечение, что угодно. Но суть где-то глубже. Каждому хочется что-то выразить смертью другого. Я злилась на брата и на весь мир, поэтому на моей дороге было много трупов - я срывала злость. И если бы мои противники был опытнее, я была бы давно мертва сама. Злость придает сил, но застилает рассудок и зрение, действуешь слепо, наугад, не думаю о последствиях. А настоящее сражение с равным по силам - стратегия, холодное и трезвое сознание, равнодушие ко всему окружающему и полная, всепоглощающая концентрация на движениях - своих и противника.
В словах Инн было отчаяние. Даже не столько в словах, сколько в интонациях, пропитанных такой обреченностью, что я не смогла сдержать сочувственную улыбку и на пару секунд отвернуться в сторону от Инн. Она не должна была видеть мой взгляд. В кой-то веки я не смогла его контролировать, в глазах было то выражение.с каким мать смотрит на котенка, делающего первые шаги и падающего, но отказывающегося от помощи. Жалость и слабая, смутная, но все же радость. В моем случае потому, что мои ожидания оправданы: эта одиночка не безнадежна, из нее еще выйдет толк. И, хотя, она будет напоказ всем заявлять примерно то же, что мне сейчас, думать она будет иначе.
Мне был жаль ее. В ее жизни совершенно очевидно не было того, кто научил бы, что в жизни есть много приятных мелочей, которым можно радоваться, что всегда есть как минимум два пути. И если тропинка только одна, это не значит, что с нее нельзя сойти и пойти другим путем.
А какой смысл вообще топтать эту землю, если не видишь ее красоты? Помню, мы с Нитрелем забирались с берега на скалы, оставляя кровавые следы, потому что острые камни ранили лапы. Нам было все равно. Мы забирались на самый верх высоких отвесных скал над морем. Почему? Да просто оттуда был ни с чем несравнимый, прекрасный, феерический вид на море, на небо, на закат... Голову свою закладываю, Инн полезла бы туда только в одном случае. Если бы туда, наверх, случайно запрыгала бы очередная ее жертва.
- Выбор есть всегда. Ты вольна сама выбирать, ради чего ты живешь, при чем суть гораздо глубже, чем то, что ты мне уже сказала. Достойная смерть - достойный конец, но нельзя ведь жить ради смерти, к тому же, ты все еще здесь, живая, значит,что-то держит, - я снова посмотрела на Инн. В лучах солнца глаза мои всегда казались густого янтарного цвета и словно бы жидкими, цвет как-будто переливался. - Хочешь убивать - убивай. Но за убийством лежит что-то гораздо более значимое. Ты слишком умна, чтобы убивать просто потому, что тебе нравится. Иначе ты бы убивала без заказа. Но ведь это не свобода, которой тебе так хочется, ты же понимаешь это. Свободной ты станешь, когда разберешься в мотивах заказчика и сознательно примешь его сторону. или сторону жертвы.
А сейчас Инн была заводной куклой. Она делала все сама, но все равно надо было повернуть ключик, чтобы она начала действовать. Создавалось впечатление, что в голове у этой кошки целая система, реагирующая на определенные слова и фразы, побуждающие к действию. Но она сейчас разговаривала со мной, давая увидеть и услышать, что она чувствует. Значит чем-то я ее зацепила, задела за живое и теперь не собиралась отпускать. Она слишком умна и слишком хороша, чтобы быть такой, какая она сейчас. С единственной мечтой - о красивой смерти. Так недолго и в робота превратиться, в машину, не знающую ничего кроме того, кого убить и кому рассказать об этом, не думающая. Эта кошка должна подчинять, а не подчиняться.

Инн сидела, явно задумавшись. Мы обе чуть ли не после каждой фразы воскрешали в памяти события давно минувших дней, вспоминали те моменты, которые чему-то научили или что-то определили в жизни, тех котов, которые что-то для нас значили и играли не последнюю роль в наших не таких уж и долгих жизнях. Хотя, если сравнивать наш возраст - я кажусь старой рядом с Инн. но это тоже, как сказать. Если не знать, сколько мне лет и месяцев, не скажешь сразу, что я вдвое старше молодой серой наемницы. Я была молодой по кошачьим меркам. Взрослой, но молодой. Бодра, полна сил, энергии, обладательница отличного здоровья и крепкого тела. Не жалуюсь, в общем, на ломоту в суставах, сильную усталость по вечерам и ухудшающееся зрение, ничего подобного не наблюдается.
Я терпеливо ждала ответа. Мне было уже искренне интересно, чем все закончится, куда приведет все это безобразие, что будет, что случится после нашего разговора? Какие выводы мы обе для себя сделаем, если сделаем хоть какие-нибудь?
- Ты очень красиво говоришь. Но… я и сама не знаю, что меня тут держит.
Сделаем. Выводы будут. Ее цепляет то, что я говорю. Почувствовав, уловив нужное русло и взяв курс прямо по течению, я уже не собиралась отступать на пол пути. Теперь я доведу ниточку до конца и завяжу узелок, может даже с бантиком, если повезет. И цветочком украшу, лилией водной, они красивые очень. Красиво говорю... Мне всегда говорили, что язык у меня хорошо подвешен, а если надо было с кем-то договориться словами, а не силой, Нитрель толкал меня вперед, зная, что сам запросто может ляпнуть что-то совершенно неуместное, а я всегда чувствовала ситуацию, настроение разговора, знала, что сказать, с какой интонацией, как лучше преподнести. При чем сама долгое время не отдавала себе в этом отчета и не вполне понимала, почему Нитрель, сильный и крепкий воин, стоит за спиной своей младшей сестры, хрупкой, тогда еще очень слабой и совсем юной.
- Черт. Ты, кажется, права…
Я улыбнулась. Снова как-то мягко и почти ласково. Я знала, что я права, была неимоверно горда тем, что это дошло до Инн и вполне довольна тем, что это случилось. Она признала мою правоту, кошка, которая на похожа на тех, кто задумывается над словами едва знакомых котов и тем более признает правоту первого встречного. Чисто из принципа. А принципиальность наемников - дело запущенное. Не поддающееся никакому описанию и не ложащееся ни под одну логику.
Не успела я сообразить, что ответить, как почти сразу последовал следующий вопрос. Вопрос, который я регулярно задавала себе, особенно долгими ночами, когда не могла заснуть. Меня почему-то в такое время тянуло на философию. И тогда я спрашивала себя:
- А для чего живешь ты?
Спрашивала осторожно, словно боясь получить ответ точный адрес, по которому следует пройти, почти как Инн сейчас. А потом сама себе отвечала на этот вопрос:
- Для мечты, - говорила я себе тогда. И сказала сейчас. - Для надежды.
Ответив, я, вполне довольная и удовлетворенная, засыпала. И на утро чувствовала себя уверенной в сегодняшнем дне. Я вообще предпочитала не загадывать на завтра. Разве что, иногда ставила цель - через несколько дней добраться до такой-то горы или такого-то озера. Но я была уверенна только в следующих двух секундах, не загадывая наперед и предпочитая жить моментом. Откуда мне знать, может через три шага трясина или зыбучие пески, может я через три шага глупо и бесславно умру? Эти мысли очень подгоняли, осознание своей смертности и недолговечности всего, что кажется на первый взгляд постоянным подстегивало идти вперед, делать сейчас, то что можно сделать сейчас, а не откладывать на завтра. Завтра ведь меня может уже не быть, так ведь? Так что я везде старалась успеть, везде хотела побывать, всех хотела узнать. Чтобы не было потом обидно в последние секунды жизни за то, что я могла сделать, но не сделала.
Жить по максимуму.
- Место, где я всегда мечтала побывать, не какое-то определенное, а живущее в моих мечтах, - задумчиво прошелестела я, прищурившись глядя поверх головы Инн, сквозь кроны деревьев на темнеющее вечернее небо. - Место, где много воды, много озер, водопадов среди зеленых лесов. Хочу к источникам и ключам.
Зачем я это сказала? Наверное, чтобы хоть кто-то знал. Вряд ли мы еще увидимся, земной шарик слишком огромен, чтобы две кошки встретились на нем случайно больше одного раза. Хотя, не стоит исключать, все случается.  И все-таки. Мне будет спокойнее, если хоть кто-то знает. И теперь, если Инн когда-нибудь придет в такое место - я знаю, она вспомнит о странноватой светло-кремовой кошке, которая ненавязчиво учила ее жизни в одном далеком-далеком лесу.